Песня «Огней так много золотых на улицах Саратова…» давным-давно известна не только моим землякам. Некоторые ее строки стали уже фактически крылатыми для многих поколений слушателей. Только вот спроси людей: кто автор слов? Уверена, что в подавляющем большинстве случаев затруднятся ответить. К сожалению…

 

То же самое касается и еще многих стихотворных текстов, созданных нашим героем. Про некоторые из них, наверное, кое-кто даже думает, что они народные. Своего рода оценка, и оценка серьезная, о многом говорящая. Как написал этот же поэт: «Хорошую песню все люди считают своею, плохая – лишь автору принадлежит…».

 

Ну что, давайте восстанавливать справедливость! Тем более, разговор пойдет о человеке интересном. За свою долгую жизнь он немало дорог прошел, труднейших испытаний выдержал и с нами своей мудростью щедро поделился. Надо только услышать…

 

* * *

Я все время живу

Накануне чего-то –

Накануне строки,

Накануне полета,

Накануне любви,

Накануне удачи, –

Вот проснусь я –

И утром

                все будет иначе.

То, что в жизни имел,

То, что в жизни имею,

Я ценить не умел

И ценить не умею,

Потому что все время

Тревожит зaботa,

Потому что живу

Накануне чего-то.

 

Может, я неудачник

С неясным порывом,

Не умеющий быть

И от счастья

                         счастливым.

Но тогда почему

Не боюсь я обиды,

Почему

             все обиды

В минуту

                  забыты.

Я им счет не веду,

Наплевать,

Не до счета, –

Я все время живу

Накануне чего-то.

1969

 

Николай Константинович Доризо (1923-2011).

Знакомо ли вам это имя?

 

Те, кто постарше, наверняка помнят, а молодые, вероятнее всего, впервые услышат необычную фамилию.

 

Простые строки выходили из-под пера поэта, но в них и доброта, и юмор, и философия, и целая человеческая история угадывается. Важная тема в творчестве Н. Доризо – тема любви. Скорее всего еще и потому, что он ее испытал и знал цену этому чувству.

 

«Ты зaпомни строки эти…»

 

Ты зaпомни строки эти…

Было тaк:

Нa белом свете

Жил кaкой-то человек,

Почему-то мною звaлся,

Очень чaсто увлекaлся,

Слишком чaсто ошибaлся

Он зa свой короткий век.

Нa моей он спaл кровaти,

Нaдевaл мое он плaтье,

И курил он мой тaбaк.

Веселился он некстaти

И грустил совсем некстaти.

Жил не тaк,

Любил не тaк,

Был он слaб,

А я сильнее.

Скуп он был,

А я щедрее,

Груб он был,

А я нежнее.

Нет тaкого в нем огня,

Если б он тебя не встретил,

Знaчит, не было б нa свете

Нaстоящего меня.

1945

 

 

В его творческом наследии встречается немало запоминающихся стихотворений, сказала бы, омархайямовского стиля: глубокое содержание в миниатюрной форме. А это ведь нелегкая задача!

 

* * *

О, как нам часто кажется в душе,

Что мы, мужчины,

                                   властвуем,

                                                        решаем.

Нет!

        Только тех мы женщин выбираем,

Которые

                нас выбрали

                                      уже.

1969

 

* * *

У всякой ревности, ей-богу, есть причина,

И есть один неписаный закон:

Когда

           не верит

                           женщине

                                            мужчина,

Не верит он не ей –

                                    в себя

                                                   не верит он.

1969

 

* * *

Мелькнет такое

                              в проблесках зрачка

Или в морщинке,

                             вычерченной тонко.

Что я

           в ребенке

                                 вижу старика,

А в старике –

                          вчерашнего ребенка.

1969

 

Если не вдаваться в подробности биографии, то можно удивиться, откуда у мальчишки, росшего в станице Павловской Краснодарского края, появились способности к поэтическому творчеству (а сочинять он начал в 3 с половиной года!).

 

Но давайте послушаем самого Николая Константиновича, и многое станет понятным.

 

«Мои родители были талантливыми, интересными и умными людьми. Папа – уроженец Греции. Он принадлежал к знатному греческому роду, в свое время поддержал революцию, а перебравшись вместе с родителями в Россию, работал адвокатом. Мама, кубанская казачка, закончила консерваторию по классу фортепиано и была музыкантом. Она записывала мои первые стихотворные опыты в тетрадку, которая хранится у меня до сих пор. Еще у меня была изумительная бабушка, Мария Назаровна. Именно она заразила меня любовью к поэзии, песне, народному слову. Перенял я от нее и умение изображать кого-то в лицах, «представлять», как она говорила…»

 

Семья сыграла решающую роль в творческом, эстетическом развитии будущего поэта. (Кстати, и фамилия необычная, как видите, нашла свое объяснение).

 

Подтверждением верно выбранного увлечения стало и то, что в 1938 году в газете «Пионерская правда» были напечатаны первые стихи 15-летнего Николая Доризо. Однако тот же год принес в семью не только законный повод гордиться сыном, но и страшное горе.

 

«Мое детство можно было бы назвать счастливым, если бы в 1938 году не арестовали отца. Маме сказали, что ему дали 10 лет без права переписки, а на самом деле его расстреляли. По стране тогда ходила фраза: «Сын за отца не отвечает». Применительно ко мне это было действительно так: меня приняли в комсомол, более того, избрали секретарем комсомольской организации школы. Я до сих пор благодарен учителям, одноклассникам, соседям, которые прекрасно ко мне относились и никогда не намекали на то, что мой отец арестован. Мне всегда везло на хороших людей».

 

Своей маме, Алевтине Павловне, поэт через много лет посвятит трогательное стихотворение.

 

Не пора ли тебя мне беречь…

 

Молодую хозяйку

Привел я в твой дом,

Был я молод тогдa

И упрям.

Если ссорился с ней,

Зaбывaл я о том,

Что тебе

                  тяжелее,

Чем нaм.

От тебя я

                    в беде

Утешения ждaл,

Дaже если бедa

И мaлa.

Успокоен тобой,

Я легко зaсыпaл,

Ты же, мaмa,

Всю ночь

               не спалa.

 

Хоть зa то,

Что седaя твоя головa,

Не себя ли

Я должен винить?

Может быть, потому

До сих пор ты живa,

Что не можешь

Мне боль причинить!

Я к тебе не приду

Ни с кaкою бедой,

Непосильной

Для стaрческих плеч.

Ты всю жизнь береглa,

Береглa мой покой,

Не порa ли

Тебя мне беречь!

1973

 

Почему же арестовали отца? В то время не особенно утруждались выискиванием поводов. Тем более, что Доризо-старший мог их подать в большом количестве (первые строки из приведенного воспоминания сына подтверждают это).

Конечно, Николаю повезло, что его судьба не была искалечена арестом отца (слишком уж часто в конце 30-х гг. ХХ века в подобных случаях всё заканчивалось совершенно по-другому), но…

 

В 1941 году юноша окончил школу и тут же со школьной скамьи отправился на фронт. Там работал литературным сотрудником в Военном издательстве, а потом попал в редакцию 

газеты «Слово бойца».

К тем суровым годам относится первая громкая поэтическая слава Доризо. Ведь вряд ли страна накрепко запомнила стихи из детской публикации в «Пионерке», но теперь-то всё изменилось…

 

Дочурка (отрывок)

 

Злится вьюга,

Всю ночь не смолкая,

За окном

Замело все пути.

Ты в кроватке лежишь, дорогая,

Крепко мишку прижавши к груди.

Сон глаза твои смыкает,

А зима поет в трубе.

Сколько радости мне доставляет

Здесь на фронте

Мечтать о тебе.

 

Любимая,

Далекая,

Дочурка черноокая,

Нежно мишку укрой,

Скоро кончится бой,

Твой отец вернется домой.

(…)

 

«В 1942 году на фронте, не будучи еще ни отцом, ни поэтом, я написал стихотворение «Дочурка», к которому сочинила музыку Роза Гольдина. И буквально через несколько дней эта песня стала известна всему фронту!

 

В конце войны на ростовском рынке я увидел безногого инвалида в потертой шинели, который торговал кукурузными лепешками и текстами «Дочурки», отпечатанными на папиросной бумаге. И стихи, и лепешка стоили 10 рублей. Люди покупали и то, и другое. Значит, мое стихотворение было нужно им так же, как хлеб… А недавно по радио прочитали письмо ветерана войны, в котором он рассказал, что, возвращаясь с фронта, вез своей дочке медвежонка. Почему именно медвежонка? Потому что ему запомнились и полюбились строки из моего стихотворения: «Ты в кроватке лежишь, дорогая, крепко мишку прижавши к груди». Когда девочка выросла, мишка перешел по наследству к ее ребенку. Теперь у ветерана есть правнучка, которая засыпает, обнимая все того же мишку – игрушку послевоенного времени».

 

Позже, в 1970 году, Николай Константинович напишет своего рода продолжение стихотворения «Дочурка» (и посвятит его музыкальному редактору Центрального радио того времени Терезе Рымшевич).

 

 

Не только «Дочурка», но и некоторые другие написанные юным Николаем Доризо стихотворения (хотя до совершенства им было далеко), стали очень популярны среди бойцов, только вот имя автора те, кто их переписывал, учил наизусть, декламировал, тоже зачастую не знали.

В лирической миниатюре «Песня во тьме» своей книги «Затеси» Виктор Астафьев приводит показательный случай, произошедший во время войны в кинотеатре перед просмотром фильма «Митька Лелюк».

 

…И вот среди многолюдства, томления и тесноты вдруг зазвенел высокий, еще юный голос – славу районного масштаба познавший тенорок:

Вот умчался поезд, рельсы отзвенели,

Милый мой уехал, быть может, навсегда.

И с тоской немою вслед ему глядели

Черные ресницы, черные глаза.

Утих зал, прекратилось шевеление народа, лишь молодой, задиристый и такой нежный голос витал и властвовал в темноте. Певец этот, скорее всего безусый еще солдатик, при свете, на людях петь постеснялся бы, а тут вот на тебе, такую радость людям подарил. Песня была новая, ее никто еще не слышал, певцу кричали в темноте, чтобы он ее повторил, и гордый певец, не куражась, повторил песню, народ при свете зажигалок и те, кто сидел близко к раскрытым дверям, начинали записывать слова песни, а он, певец, видать, впервые в жизни поимевший такой грандиозный успех, сделался ответно щедр, отзывчив и в потемках выкрикнул: «Я продиктую! Продиктую».

 

И терпеливо диктовал и повторял строчки и слова. Автора он не назвал, честно объявил, что не знает ни автора, ни композитора. Ну и Бог с ними, с авторами, с композиторами. Главные тут не они, а паренек, что подарил новую песню воюющему народу.

 

Не помню, удалось ли нам в тот раз досмотреть «Митьку Лелюка», но песня и мелодия запали в память. С моих диктовок, когда и с голоса, она разошлась по нашей бригаде, может, и дальше.

 

Однажды писал я про войну и упомянул песню «Черные ресницы, черные глаза» как безымянную, однако при очередной людной писательской встрече меня облобызал поэт Николай Доризо и сказал, что это его песня, написал он те слова про черные ресницы, про черные глаза, когда ему было шестнадцать лет, был он в то время стройным, романтичным, желающим помочь воюющей стране, чем может. Он и композитора назвал, вроде бы Новикова, но разве дело в этом, точнее, только ли в этом, песня сама, помимо авторов, нашла нас, фронтовиков, и стала нашей.

А я, как закрою глаза, среди уже немногого, что сохранила память, вижу темный зал киевского кинотеатра «Ударник» и слышу песню про черные ресницы, черные глаза – это редкое светлое воспоминание, верю я, не оставит меня никогда.

 

После войны Николай Доризо поступил на историко-филологический факультет Ростовского университета, а в 1948 году в Ростове-на-Дону вышла первая книга стихов «На родных берегах». Конечно, в ней отразились военные впечатления молодого поэта. Как он потом написал в стихотворении «Песня ветеранов» (1966):

…Война окончилась в Берлине,

Но не окончилась во мне.

 

 

 

В 1957 г. Николай Константинович завершил обучение еще и на Высших литературных курсах при Литературном институте имени М. Горького.

 

 

 

Опять обратимся к воспоминаниям Николая Доризо.

«Стихи «Огней так много золотых на улицах Саратова» я показывал разным композиторам, но никто из них не рискнул написать к ним музыку. Тогда в почете были произведения не о любви, а о трудовых подвигах. А тут не просто любовная лирика, а чуть ли не аморалка… И вот однажды, когда съемки фильма 

«Дело было в Пенькове», к которому я написал песню «От людей на деревне не спрятаться», уже закончились, я проснулся около пяти часов утра, как будто кто-то толкнул меня в бок. «Огней так много золотых» словно специально написана для фильма! В тот же день я встретился с композитором Кириллом Молчановым. Он сначала повозмущался, мол, поздновато пришел, а потом сел за фортепиано и тут же заиграл мелодию. Мы оба были в восторге и в таком состоянии поехали на киностудию им. Горького, чтобы показать песню режиссеру Станиславу Ростоцкому. Выслушав нас, Ростоцкий сказал, что песня, конечно, хорошая, но съемки завершены, и фильм ему уже не принадлежит. А через день раздался звонок директора киностудии: «Что вы за песню написали? Вся студия ее поет. Хотя бы мне напели». Уговаривать нас с Кириллом не пришлось. Мы даже не успели допеть, как директор, прервав нас, воскликнул: «Волей, данной мне Богом и Центральным Комитетом партии, переношу сроки сдачи фильма». И специально для этой песни был доснят сюжет...».

 

 

Надо сказать, что поэт за свою творческую жизнь написал тексты песен более чем к сорока фильмам (среди них еще и такие, как «Простая история», «Увольнение на берег», «Девушка с гитарой», «Моя судьба» и др.). Секрет долголетия его произведений во многом объясняется и тем, что поводом для их рождения часто становились реальные события, по-настоящему живые, волнующие.

 

На одном из творческих вечеров поэта давний соавтор Никита Богословский среди причин, привлекающих внимание его коллег-композиторов к стихотворениям Николая Доризо, назвал их «задушевность, удивительную лиричность, высокий литературный вкус, литературное мастерство и какое-то невероятно редко встречающееся у поэтов ощущение песенности стихотворного материала». А также отметил замечательное умение автора в несколько четверостиший вместить сюжет, который (попади он прозаику) мог бы легко превратиться в рассказ, повесть или даже в роман.

 

Кстати, о романах! Если говорить о любви в жизни самого Николая Константиновича, то на сюжет интересного романа хватило бы!

Свою вторую жену, с которой впоследствии прожил более сорока лет в любви и согласии, он впервые увидел, когда был еще студентом. Дальнейшее вновь предлагаю узнать от первоисточника.

 

Вера Вольская.

 «Много лет назад я встретил прекрасную женщину. Приятели тогда предупредили: «Оставь всякие надежды – это же прима Театра оперетты Верочка Вольская!»... Я отступил. В самом деле: кем я тогда был? Обычный студент Литературного института с кучей проблем, в том числе и материальных. Но, видимо, чему быть, того не миновать. Прошло более двадцати лет. Я успел обзавестись машиной, дачей, квартирой. И вот как-то возвращаюсь из издательства со своею новой книжкой. Вижу – стоит Верочка у ресторана «Прага» с тортом в руке. А я на машине со своим шофером – вез из издательства только что изданную книжку. Остановился. Подошел. Книжку подарил. С тем и расстались. Потом мы встретились с нею в гостях. Я набрался смелости и пригласил ее в Дом кино. И, удивительное дело, она согласилась. Там я готов был скупить для нее весь ресторан. А что касается предложения, то его сделал не я, а Верочка. Я ее постоянно приглашал то в театр, то в ресторан, и однажды она мне сказала: «Коля, у меня нет времени. Лучше женитесь на мне…».

 

Сказка да и только!

Творческая жизнь Николая Константиновича тоже складывалась вполне благополучно. Да, он не восставал против существующей системы, не издавался в запрещенных журналах! Да, порой писал стихи, не претендующие на шедевральность, стихи, воспевающие коммунистических вождей и мудрость партии. Как говорится, из песни слова не выкинешь…

Однако даже своими идейными антагонистами, считающими его советским функционером, в подлостях обвинен не бывал, не марал себя в отличие от некоторых рьяных лизоблюдов. И темы порой затрагивал, не совсем вписывающиеся в общепринятые (вспомним хотя бы текст песни про любовь к женатому, за которую получил порцию критических «взбучек»). И белое от черного отличать умел.

 

Поэтические сборники Доризо выходили, начиная с 1948 года, регулярно. Он также писал пьесы, занимался литературоведческими исследованиями. Его награждали почетными званиями, премиями, орденами.

 

Несмотря ни на что Николай Константинович считал себя счастливчиком, потому что в конечном итоге имел все, что может желать человек и художник: творчество, семью, признание. Но ему было чуждо упоение славой.

 

Слава

 

Бойся, друг,

Над людьми

Своего превосходства,

Даже если оно –

Ум твой и благородство.

Бойся славы,

Извечной отравы лукавой, –

Если ты от людей

Изолирован славой.

 

Николай Доризо умел видеть потенциал прекрасного даже в самом простом и неброском, и своим читателям рассказывал об этом.

 

* * *

Вот кактус.

Разве он цветок?

На бугорке земли шершавой

Нелепо скрюченный виток

Колючей проволоки ржавой.

 

Однако даже он

И тот

Однажды

Вдруг

В степи безбрежной

Цветет,

Да как еще цветет,

С какой доверчивостью нежной!

 

Не стало поэта– 31 января 2011 года. На 88-м году жизни. В свой последний день он находился в поселке Переделкино, где они с женой давно жили практически безвыездно.

 

Будучи уже пожилым человеком, в одном из интервью Николай Доризо признался: «Мне хотелось бы взять класс и провести с ребятами уроки литературы. Литература, как всякая истина, не может быть однозначной. Мне хотелось бы донести до детей свое понимание Пушкина, Толстого. Творчество – это свой взгляд на все. И мне хочется донести это до молодых. Поговорить с ними о любви. Я много думаю о ней. Дает ли она нам право на другого человека, позволяет ли диктовать ему свою волю. Бывает, что, беззаветно любя человека, мы не замечаем своего властолюбия, своей жестокости, считаем это самоотверженной заботой. Да, мы желаем ему счастья, но... в своем понимании».

Стоит взять на заметку эти слова.

И еще: не могу не привести одну цитату, наполненную необыкновенно актуальным в наши дни смыслом.

Допустим, бедность мы изгнали прочь,

В достатке и село, и город.

Как завтра сытому помочь,

Чтоб он обрел духовный голод?

 

Надеюсь, что встреча с Николаем Константиновичем Доризо оставит след в вашей душе.

 

И спасибо всем, кто дочитал до конца!